Мода, cтили, урбанистические племена и субкультуры.

Улица. Из истории моды. Подиум и стили. Неотрибализм. Смешение племен. Супермаркет стилей и ревайвелы Благоприятные моменты праздного безделья. Искусство того, чтобы быть в правильном месте в нужное время. Шатание вдоль и поперек местности. Цепкий взгляд и внимательный осмотр. Общее напряжение и бесцельность прогулок. Сознательное неделание и неучастие в чем-либо. Создание истории стилей. Хип-кэты, Тэдди-Бойз, Битники, Рокеры, Руди бойз, Моды, Серферы, Хиппи, Панки, Би-Бойз, Флай Герлз, Раггамуффины и все другие оригинальные уличные стили составляют большинство деталей того, что принято носить как уже обычную одежду. Но дерзкие костюмы, кожаные жилеты, джинсы, кафтаны, броская и вычурная обувь - только видимая, материальная часть этого наследства. Медленно просачиваясь через одежду, прически, косметику и вспомогательные атрибуты - идея выражает суть отношения. Отношения, значащего больше, чем все другие тона жизни в конце двадцатого столетия. Ментальном более, чем практическом, в отношении, заставляющем людей определится и занять позицию по одну из сторон умозрительных разделительных линий, и выбрать «Кока-Колу» или «Пепси». «Пи си» или «Макинтош», «Левис» или тысячи других продуктов. Мы всегда там, околачиваясь рядом, прикидывая и примеряя к окружающим вещам свою вкусовую линейку. Улица Она является и площадкой, на которой разворачиваются жизненные драмы, и метафорой заключительной строки для всего, что является по-настоящему реальным и случается в нашем мире ежедневно. В далеком прошлом остались те времена, когда «западная культура» могла быть непринужденно опознана и осмыслена на всех уровнях социума. Потому как в наши дни культура, в высшем своем понимании, уступила практически все позиции поп-культуре. Поэтому улица остается наиболее щедрой информационной средой, где четкий «лакмусовый тест отношения к вещам» отталкивается от вопроса «теории уличной вероятности». И личности исследователя. И если при этом не будут срезаны все острые углы вопроса, забудьте про понимание. Сделанный в 1933-м, фильм о 42-й улице был соблазнительным просмотром роли уличной культуры как центра модной современной жизни. Поворот на начало Беркли начинается с чечетки Раби Килера на крыше такси. Панорама съезжает вниз и вбок, камера выводит фокус на волшебный мир 42-й улицы. Вся человеческая жизнь - здесь. Смешивание. Проверка друг друга. Действия и события. Погромы, безумие, насилие, и даже убийства. Но это и есть те самые переживания и смысл. Это - то, где все является настолько реальным, что вы хотите протянуть руку и зачерпнуть горсть событий из этого омута. Вместо того чтобы быстрым шагом пройти через 42-ю улицу или выбрать иной маршрут, мы хотим задержаться здесь. Это - конечный адресат, хотя проход по сути. Улица - конечно же, место, при этом местом не являющееся. Фильм Басби Беркли не работает как репортаж с Пятой Авеню. Никаких изящных бульваров, вдоль которых любили прогуливаться фешенебельные парижане с наступлением последнего столетия первого тысячелетия христианской культуры. Хотя прогулка, возможно, акцентирует внимание на внутренних вещах, это не должно каким-либо образом быть перепутано с выпячиванием. К прогулке с дружескими встречами. Некоторый скромный образ жизни является необходимым. Это и молодежь: юные преступники. В этом смысле Проход - тупик, место, чтобы пойти, когда вы недостаточно стары или достаточно богаты, чтобы войти. Но в то время как практическая потребность может сделать улицу последним средством для существования, именно это качество делает это место настолько соблазнительным для многих, кто мог бы без этого обойтись. Очарование улицы как дороги в никуда совершенно не фиксируется в культовом фильме Фрэнсиса Форда Копполы «Rumble Fish», снятом в 1983 году. Ржавый Джеймс, подростки-мотоциклисты, Смоки и его друзья - персонификация скромного образа жизни трагически испорченных, пребывающих во власти тоски, проблемных подростков-смертников. Никаких счастливчиков и полная безнадега. Но все они герои этой улицы и мы - как Стив, единственный парень в этой картине, у которого есть будущее - присоединяемся к ним. Подобно мотоциклисту-дальтонику, мы видим улицу в ослеплении черно-белых контрастов: мерцающие неоновые надписи, дети, играющие в потоке воды от пожарного насоса, игроков, сутенеров, собирающих бутылки пьяниц. В тупиковом переулке мы подвергаемся нападению головорезов и остаемся мертвыми. Но мы вернемся, потому что мы не можем сопротивляться соблазнительности уличных Реалий. Которые, конечно же, можно зацепить в эпизоде личной жизни, но вряд ли удастся охватить в полной мере. Не принадлежа к уличной субкультуре. Это - ключ понимания к соблазнительной привлекательности улицы. И, конечно же, стрит-стайлинга. Как святые реликвии, предметы уличной культуры излучают мощь своих ассоциаций. Каждое поколение использует художественное оформление одежды и тела, чтобы сообщить о наиболее важном на данный исторический момент. Масса светской хронологии состоит из нескольких месседжей: «я богат» или «я знаменит и облечен властью», что, конечно же, не всегда соответствует действительности. И, по сути, не является отражением массовых реалий, хотя, возможно, многие были бы не прочь пребывать именно в таких иллюзиях. И если на сегодняшний день все больше и больше людей использует собственный стиль одежды, чтобы утверждать: «я настоящий» или «я такой как есть», это - прямое свидетельство нашего голода по вписыванию собственной правдивой страницы истории. В возрасте, когда окружающие реалии наиболее четко видны во всей своей полноте симуляций и обмана. Теоретики постмодернизма от Фредерика Джамемо до Джина Бодрилларда видят неуловимую значимость утраты подлинности как причину и проблему фундаментального кризиса нашего поколения. Кто бы сомневался. Одновременно под маркой «Настоящей Вещи» мы покупаем «кока-колу», и именно эта та же самая жадная тяга к подлинности соблазняет нас на улице с Ржавым Джеймсом и мальчиком-мотоциклистом. В этом есть фундаментальная ирония, которое не должна сбивать нас с толку. Они не имеют ни одного качества, которое официальное общество декларирует как важное (деньги, престиж, успех, известность), и все же они обладают монополией на то, в чем мы фактически испытываем наибольшую потребность, – Реальность и реалистические истории. Стили, которые зарождаются на улице, в итоге имеют обыкновение заканчивать свой путь на престижных подиумах и становятся достоянием истории. В этом нет ничего удивительного, потому что подлинность и оригинальность во все времена представляли собой драгоценный товар. Каждый хочет часть чего-либо подобного, но это - больше чем ценник, который отличает подлинное изделие от его шикарной реинтерпретации. Это - вопрос контекста. И когда модельерские старания придерживаются контекста метафорической позолоченной рамки вокруг кожаного жилета мотоциклиста, пончо хиппи, берета растамана или костюма тедди, это преобразовывает символ субкультурной идентичности в то, что любой обладатель достаточного количества денег может приобрести и носить с гордостью. Однако многие стрит-стайлы, имея общую историю, поверхностно могут напомнить друг друга, все они – обособленные истории. И мода на модное стимулирует изменение и прогресс в индустрии одежды. Каждый новый ежегодный показ всегда толкает локтями прошлогодний в бесконечном преследовании новинок. Эта тенденция переосмысления и улучшения была на какой-то момент периода мировых войн и эмансипации подзабыта, но возвращена Диором в термине «New Look». Прогресс, навеянный неявными предположениями, - того, что характеризует современное общество. И то, что Новое – также по определению, в силу самого факта значения термина мода – улучшенное и современное. Из истории моды 20-го века Продукт модернизации, ее ультимативная экспрессия, способ, решительно ведущий к будущему через современные модные образы. Способность генерировать новое и свежее, вместимость, которая всегда давала интересующимся возможность быть в духе времени, и понимание того, что закономерность изменений состоит в том, что завтрашний день всегда более многообещающ, чем вчерашний. Даже когда в восьмидесятые стало широко распространено колебание в сторону постмодернизма, сомнительно оценивающего прогрессивные новации. Что было отражено в соответствующем сдвиге в сторону неизменной классики и винтажного, антисовременного стиля. Вполне возможно, маятниковый эффект в области моды изначально качнулся в сторону пуританства вслед за расцветом американского и европейского буржуазного бума на закате «серебряного века». Возможно, вследствие экономического кризиса 20-х годов, когда модную роскошную одежду могли позволить себе только американские гангстеры и аристократы. Но так или иначе, тенденция тяги к костюмной простоте пришлась на небольшой промежуток между двумя мировыми войнами. Социальная активность вслед за периодом всемирного декадентства сменилась на новые социальные эксперименты в Германии и Советском Союзе, которые свели понимание моды к понятию униформы для обоих полов. А потом началась война, до конца которой мода замерла в ожидании. И действительно. На тот момент НЕ БЫЛО НИКАКОЙ АЛЬТЕРНАТИВЫ. Возвращаясь к 1947 году, когда Кристиан Диор определил свой «Новый Взгляд» на мир мужчин и женщин, все еще пребывающий в пыли Второй мировой войны. Если когда-либо было время, и люди очень хотели мельком увидеть перспективное будущее, то «New Look» и являлся этим будущим. Хотя фактически переделывание старого стиля одежды, конечно же, покажется свежим и новым, по сравнению с женскими платьями, которые вынужденно носились в течение войны. Используя экстравагантные отрезы ткани в своих длинных свободных юбках, подчеркивающих женские талии, которые некоторым наблюдателям казались неосвобожденными, дизайн Диора заставил приподняться в недоумении многие брови и вызвал протест против расточительства нового подхода. Но такая оппозиция была, конечно, обречена на неудачу. В духе нового многие отчаянно пытались избавиться от всего старого. Конечно, только небольшое количество женщин имело возможность покупать что-нибудь от Диора. Но уже в следующем 1947 году очередной «New Look» предложил модели, доступные супермаркетам, а еще чуть позже - образцы, пригодные для изготовления в домашних условиях по выкройкам. И трудности, связанные с тем, чтобы женщины от Парижа до Лос-Анджелеса маршировали в ритме новой моды, были преодолены в короткие сроки. В своем расцвете мода сумела заставить практически каждого придерживаться определенных взглядов в рамках обозначенных линий и тенденций. Как выразился Питер Йорк в «Modern Times»: Мода стала своего рода Ватиканом, со своими диктаторами, которые в пятидесятые и шестидесятые заставляли каждого следовать определенной линии. Линии были установлены в рамках традиций Старого Света... Модельными домами, редакторами журналов для читателей журнала. Мода, идущая в ногу с техническим прогрессом, имела обыкновение заявлять, что цвет сезона, по неким алгоритмоподобным вычислениям, представляет одежду в бежевом, банановом или красном свете. В пятидесятых наступил практический диктат формы, которой женская одежда должна была следовать. И наконец, наступили шестидесятые. И на этот момент опять НЕ БЫЛО НИКАКОЙ АЛЬТЕРНАТИВЫ. Этот классический пример иллюстрирует три основных характеристики моды: ее празднование Нового, ее особенность («New Look») и ее распространение от высшего общества к массовому рынку потребления. Но сегодня, в то время как слухи о кончине моды, возможно, были слишком преувеличенны, все три из этих характеристик кажутся менее очевидными, чем они были несколько десятилетий назад. Во-первых, поскольку можно было ожидать в постмодернистском веке, что растущее число людей сомневается в тезисе, что новое кроется в модернизации. Такое недоверие к прогрессу едва ли удивительно в то время, когда экологически

Hosted by uCoz